— Никки…
Но она услышала и медленно повернула к нему голову с жёстким хрустальным ёжиком.
И Джерри похолодел от ужаса.
У Никки глаза стали цвета мрака.
Даже если бы Джерри захотел что-то сказать, то не смог бы — железные пальцы сдавили его горло. Он неловко махнул рукой, сгорбился и исчез в проёме двери. Джеррин безнадёжный взмах и его убитая спина были полны такой безысходности, что, как только дверь за Джерри закрылась, Никки укусила до крови костяшку пальца.
Вдруг к девушке пришло отчётливое ощущение, что она своего лучшего друга не просто прогнала, а отдала на съедение дракону. Как будто беспощадная голодная зверюга стояла и ждала Джерри за её дверью.
У Никки заколотилось сердце, и помутилось в голове. «Что за бред! Его никто не тронул — Джерри ушёл в свою башню…»
«Он твой лучший друг! Он много раз спасал тебе жизнь!» — сказал ей голос то ли совести, то ли Робби.
— И на кой чёрт нужно было спасать такую жалкую и страшную жизнь! — отчаянно закричала Никки и рухнула в подушку.
Джерри потом не мог вспомнить, как он дошёл до башни Сов.
Он больше не гулял с Никки в парке, не разговаривал с ней вне обеденного стола, да и за ним тоже не получалось… Он пробовал, и много раз, но она всегда уклонялась от встреч и бесед.
Душевное состояние Никки окончательно рухнуло после посещения замка герцога Джона. Джерри давно плюнул на собственные чувства, закрыл их в глухой деревянный сундук и больше всего страдал, наблюдая, как Никки худеет и мрачнеет. Тёмные подглазья свидетельствовали, что она спит всё хуже и хуже. Никки перестала следить за собой, — и чем дальше, тем заметнее она становилась всё более агрессивной и грубой.
После ужина группа младшекурсников поймала и мучила кентаврика-официанта, пиная его, толкая и ставя многочисленные подножки. Робот имел строгую подпрограмму: «Не наступи на ногу человеку!» — и, следуя ей, он старательно поднимал свои механические ноги, оберегая подставленные человеческие. Но ему делали столько подножек, что ему не хватало оставшихся ног, чтобы сохранить равновесие. При этом у робота возникал острый конфликт двух подпрограмм — «Не наступи на ногу человеку!» и «Не упади на человека!» Бедный робот жужжал, топтался, качался, беспрерывно бибикал и тихим жалобным голосом просил дать ему пройти.
Никки заметила эту сцену, подошла сзади и гаркнула над ухом лоботрясов знаменитым сварливым голосом профессора Дермюррея:
— А ну, шпана! Всех к директору!
Мучители робота в панике прыснули по сторонам. Никки поставила одну универсальную подножку — и шалопаи с грохотом рухнули на пол.
— Да что с тобой случилось, Никки?! — закричал с пола кто-то из упавших. — Это же всего лишь робот!
— А ты — всего лишь тупой и эгоистичный примат!
В конце завтрака к столу, где оставались лишь тягостно молчащие Никки и Джерри, подбежала оживлённая стайка младшекурсниц — Оленей и Драконов.
— Никки, Никки! — хором загалдели они.
— Мы в театральном кружке будем ставить пьесу «Любовь дракона»!
— …мы — фрейлины принцессы!..
Никки демонстративно поморщилась.
— …о-очень долго спорили…
— …за роль принцессы Климты из старого замка все передрались!
Никки вздрогнула как от укола.
— …наконец решили — играть принцессу Климту будешь ты!
— Что скажешь?!
— Ты рада?!
Свирепая Никки:
— Сейчас описаюсь от восторга…
Немая сцена. Хорошо ещё, принцессы Дзинтары при этом не было.
Той весной мрачная Никки достигла минимума своей популярности в школе. Редко кто отваживался заговорить с ней в коридоре. Она слегка оживлялась лишь на уроках, когда погружалась в мир звёзд, атомов и математических уравнений — где бог Эйнштейна был изощрён, но не злонамерен, где игра велась по физическим законам и правилам — странным и трудноопределимым, но — неизменным и не подлым.
Мысли же об омерзительном человеческом обществе, ранее состоявшем для девочки Никки из принцесс, коленопреклонённых пажей и прочих благородных обитателей замков, сейчас лишь ранили сердце повзрослевшей девушки, как и воспоминание о своей разбитой детской любви, от которой у неё осталась лишь канарейка.
Утро Майского Рыцарского Турнира! Все студенты Лунного колледжа, проглотив завтрак, бегом устремились на стадион занимать лучшие места — ведь сегодня зрителей будет множество! Ежегодно в первую субботу мая на стадион Колледжа собирались болельщики даже с Земли — посмотреть на битву юных рыцарей с ящерами и драконами.
Никки никуда не побежала, а бесцельно вышла из кафе и вяло побрела по опустевшим коридорам Колледжа. Между тем она числилась участником финальных турнирных поединков и уже должна была сидеть в Рыцарской Ложе, возле поля битвы, вместе с другими рыцарями разглядывать соперников — ящеров и драконов, нервно подгонять латы и проверять оружие. Но ей совсем не хотелось ни идти куда-то, ни драться… День ото дня она чувствовала себя всё хуже — апатия и мрачность давили сильнее и сильнее, и от прежней весёлой Никки осталась лишь тень.
Коридор гуманитарного корпуса закончился круглым тупиком, где лукавый пол притворялся древней булыжной площадью, а стены изображали средневековую панораму публичного сожжения ведьмы. Видимо, эта голограмма сохранилась после урока истории.
Никки остановилась перед худой низкорослой девушкой с землистым лицом, одетой в колючий балахон из жёлтой мешковины и привязанной к столбу. У босых ног ведьмы лежала совсем небольшая кучка хвороста. Место казни ограждала цепь солдат, а с балкона каменного здания неотрывно смотрел бледный бородатый человек в расшитом серебром тёмном камзоле. За его спиной неподвижной статуей стоял сиреневый прелат с крестом в руках и с глазами в небе.